Архив Галактики

Нелинейность линейной литературы

biarmicus's blog / 11.12.2013

Несколько лет тому назад, получив новый для себя, десятый класс в качестве учителя английского языка и классного руководителя я вдруг понял, что хотел бы преподавать в этом классе не только язык, но и несколько других предметов. Я рассказал директору о своей затее и получил его согласие. Завуча убеждать не пришлось - поскольку завучем в этой школе был я сам. Так я стал учителем истории, литературы, ОБЖ, физкультуры, информатики и педагогики (в учебном плане школы был такой предмет).

И вот, придя в сентябре на свой первый урок литературы в качестве учителя, я испытал фиаско. Я просто не смог выдавить из себя заранее заготовленную фразу: “Дети, сегодня мы с вами начнем проходить роман Михаила Афанасьевича Булгакова “Белая гвардия”. Казалось бы, чего тут проще. Текст романа, то, как он писался, все, что связано с биографией автора этого периода, то, как роман встроен в социальную и культурную жизнь страны и какое место он занимает в отечественных и мировых литературных процессах, я знал очень прилично. Булгаков - мой любимый писатель, “Белую гвардию” я перечитывал множество раз и знаю почти наизусть. Но… с конкретной фразой “Дети, сегодня мы с вами начнем проходить роман Михаила Афанасьевича Булгакова “Белая гвардия” у меня получился какой-то необъяснимый затык. Какой-то голос внутри меня спросил “А С ЧЕГО ВДРУГ?”. “С чего вдруг ты начнешь рассказывать этим вопросительно глядящим на тебя людям про киевские годы писателя, про его путь из медицины в литературу, про Петлюру и Скоропадского, про Виктора Шкловского и прапорщика Шполянского? Что именно в истории моих с этими сидящими передо мной людьми отношений наводит на мысль, что говорить надо именно об этом? Да ничего. За окном - большой индустриальный город. На дворе - осень. В школе - только что закончились каникулы и начались уроки. Турбины, Лариосик Суржанский, Тальберг и полковник Най-Турс тут совершенно ни при чем.



… Задолго до этого, когда я сам учился в школе, меня очень интересовал один вопрос, на который я так и не получил ответа. Ну вот хорошо, сейчас урок литературы, нам всем - лет тринадцать. В классе - дикий ажиотаж по поводу книг Владислава Крапивина. “Мальчик со шпагой” и “Оруженосец Кашка”, “Колыбельная для брата” и “Джонни и фея” передаются из рук в руки, обсуждаются на переменах. То, о чем эти книги - понятно, это про нас. На переменах мы бегаем на пустырь за школой и там фехтуем на палках - нас этому учит одноклассник - перворазрядник по фехтованию. Да, мы еще не знаем, что пройдет несколько лет и мы будем вспоминать это детское увлечение с улыбкой. Да, мир Крапивина останется глубоко в детстве и будет ждать своего часа, когда у нас появятся свои дети, которые, может быть, его и не дождутся, потому, что с ними может случиться какой-нибудь Гари Поттер, а вовсе не Сережка Каховский. Но сейчас-то мы в этом! Мы внутри этого! Так причем же тут купчиха-самодурша Кабанова и подкаблучник Тихон, зануда Савел Прокофьевич Дикой и какая-то сумасшедшая барыня с двумя лакеями? Вы говорите, Катерина утопилась? Ну, коли семейная жизнь была ей так невмоготу, развелась бы с мужем, сбежала бы из дому, переехала бы в Канаду… делов то! Но… с чего вдруг про это все надо говорить? ПРИЧЕМ ТУТ ВСЕ ЭТО?



…Лет через пять после этого я уже учился в университете. Крапивин уже благополучно сменился Войновичем и Солженицыным, Аксеновым и Приставкиным, Стругацкими и Замятиным. Читать их было вполне удобно на потоковых лекциях по истории зарубежной литературы. Наша преподавательница озвучивала учебник по своему предмету добросовестно, но до зубной боли предсказуемо. Чосер и Шекспир, Байрон и Шоу, Диккенс и Харди родились, учились, творили. Создавали своих героев, вскрывали насущные проблемы своего века, остались в памяти потомков. Кто выучит пять стихотворений наизусть и будет помнить даты и имена персонажей - получит зачет. Скучища. Но вот однажды наша преподавательница заболела и заменять ее пришел преподаватель с факультета немецкого языка Валерий Георгиевич Зусман. Про него мы знали, что он в свои тридцать с чем-то лет - ведущий в стране специалист по Францу Кафке, знавший о Кафке все, что можно было про него знать и еще больше. Зусман, весь всклокоченный, невыспавшийся, обвел поток красными, уставшими глазами и сказал: “Знаете, вчера, готовясь к лекции, я перечитал дневники Кафки. И я понял нечто такое, чего ранее не понимал. Лекции не будет. Я должен подумать еще. Сходите, что ли, в буфет. Или в кино”. И УШЕЛ. Мы некоторое время сидели, полностью ошарашенные. Так лекции нам никто не читал. Едва придя в себя, я понесся на пятый этаж, в университетскую библиотеку. Читать Кафку. И читать Зусмана.



“Война и мир” и “Преступление и наказание”. “Евгений Онегин” и “Кому на Руси жить хорошо”. “Мертвые души” и “Герой нашего времени”. “Вишневый сад” и “Мать”. Ни одну из этих книг я так и не дочитал до конца, хотя честно пытался. По всем им написал какие-то изложения и сочинения и даже закончил школу с “пятеркой” по литературе. И мне прекрасно известно, что нельзя быть человеком культурным и человеком образованным, не прочитав эти книги. Но... не лезло. Как не лезет в детском саду в рот манная каша. Нет, я прекрасно понимаю, что это все - гениальные книги, великолепно написанные тексты. Я понимаю, что мои школьные учителя делали все правильно, по методике и по программе. Наверное, они даже любили литературу, любили свой предмет и любили детей. Но вот только вкус манной каши стал непреодолимой преградой между мной и текстом. И, как я теперь догадываюсь, не только мной.

То, что для того, чтобы стать культурным и образованным человеком, нужно прочитать все великие литературные произведения, входящие в школьную программу по литературе в том порядке, в каком их писали Пушкин и Гоголь, Толстой и Достоевский, Чехов и Горький - это величайший педагогический обман, случившийся за последние четыреста лет. Вкус и любовь к литературе формируются не так. Не путем прогона через шпицрутены биографий авторов, глав из учебника, тестов на знание источника, сочинений и экзаменов. Невозможно заставить полюбить человека, содрав с него кожу и показав, как славно потрудилась над ним эволюция.

Невозможно заставить полюбить книгу, заставив читать ее из под палки. В жизни мы двигаемся от текста к тексту по каким-то неизъяснимым траекториям. Пытаться выстроить Вия и Гамлета, Мцыри и Воланда, Пьера Безухова и Раскольникова в шеренгу, заставить их рассчитаться на первый-второй - это значит порвать связи, которые МОГУТ возникнуть между текстами, в которых они живут. А могут и не возникнуть.



Удивительно, но до сих пор составители школьных программ игнорируют то очень элементарное наблюдение, которое так или иначе зафиксировано в текстах ведущих отечественных филологов XX века - М.О.Гершензона, Л.В.Щербы, Ю.М.Лотмана, Н.Я.Эйдельмана и других - “Чтобы научиться читать, чтобы привить вкус к литературе, не нужно пытаться заставить ребенка прочитать все ключевые тексты, из которых складывается наша литература. Ни в коем случае не надо заставлять его читать много и быстро. Читать надо ОЧЕНЬ МЕДЛЕННО”. Академик Лихачев, вспоминая занятия по русской литературе своего университетского учителя, Леонида Щербы, пишет: “Мы с ним за год успевали прочесть только несколько строк из «Медного всадника». Каждое слово представлялось нам, как остров, который нам надо было открыть и описать со всех сторон. У Щербы я научился ценить наслаждение от медленного чтения.”

Чтение должно быть очень медленным… и очень мотивированным. Текст, чтобы быть воспринятым, должен обрасти мясом - сетью тонких связей, которые соединяют его смыслы со смыслами читающего. Даже если этому читающему придется каждый раз делать шаг и подниматься. Опыт литературы - это, прежде всего, опыт наращивания этого мяса самим читающим. Если это случится на одном тексте, или даже фрагменте текста, то появится шанс, что это может случиться и на другом. Появится шанс, что читающий постепенно научится ориентироваться в пространстве текстов. Но для этого учитель должен уметь видеть эти точки, в которых может начаться это приращение. Уметь чувствовать нелинейность линейного текста.

…Выпустив тот десятый класс, в котором я преподавал литературу, я перестал работать в школе и учителем литературы не стал. Но до сих пор считаю, что не сумев произнести фразу “Дети, сегодня мы с вами начнем проходить роман Михаила Афанасьевича Булгакова “Белая гвардия”, я сделал правильный выбор. Тогда я сказал другое: “Собирайтесь, мы едем в Киев. Я покажу вам, ГДЕ и КАК он от них убегал”. И мы поехали. И роман читали в поезде. Но это была уже совсем другая история.