Архив Галактики

Информатизация себя

biarmicus's blog / 08.09.2011

Борис Ярмахов - разносторонне образованный, отзывчивый и веселый человек. Его интересно слушать. И читать. В галактическом экипаже он уважаемый эксперт и консультант "1:1".
Статус: эксперт портала, ведущий авторского блога
Темы: программа 1:1, новые тенденции, методики, технологии в образовании
Интересы: - философия, образование, информационные технологии, джаз
Подробнее: к.фил.н., доцент ННГУ им. Н.И. Лобачевского

Некоторые публикации автора:
На школьном автобусе в сообщество действия
Международный тест для школьников по информационным технологиям
Powerpoint: большая ложка дегтя

Продолжение, начало серии материалов "Интервью галактических экспертов к новому учебному году" см. Т.Подуст, О.Васина, М.Ливенец, Л.Рождественская.

1983 год. Я учусь в девятом классе физико-математической школы городка, гордо называющего себя "столицей советской химии". Первого сентября обнаруживается, что в нашем расписании появился неведомый предмет "Информатика". На вопрос "чему там будут учить?" – учителя отвечают уклончиво, перемежая слова понятные с каким-то "алгоритмическим мышлением". Учительница информатики туманно обещает, что мы будем "изучать ЭВМ". Но как их изучать, когда никаких "ЭВМ" в школе и в помине нет? В результате все первое полугодие мы занимаемся переводом шестнадцатеричных чисел в двоичные и обратно. Помню, что искусством этим я овладел довольно ловко, хотя за двадцать восемь прошедших с того времени лет в жизни воспользоваться им так ни разу мне и не пришлось.

Официально информатика в школах СССР была введена в 1985 году. Главным идеологом школьной информатики был академик А.П.Ершов, выступивший в 1981 году на конференции в Токио с тезисом "Программирование – вторая грамотность". Массовому введению информатики в школах предшествовал "пилотный" период, когда информатику "диким" образом – без учебников, методик, адаптированных учебных средств, подготовленных учителей начали преподавать в физико-математических школах. Именно в таком эксперименте мне и довелось поучаствовать - в качестве "экспериментуемого", естественно.

Во втором полугодии школе удалось договориться с одним из местных химических НИИ, чтобы нам разрешили изучать информатику на их технике. Нашими первым "компьютером" оказалась ЭВМ Наири. Наири эта выглядела как здоровенный конторский письменный стол, нашпигованный сюрреалистическими лампочками и с намертво привинченной к нему печатной машинкой, которая на поверку оказалась устройством ввода и вывода. В машинку был заправлен рулон бумаги, тюкая на котором некоторые сочетания команд, можно было побудить ее к самостоятельной деятельности – чего-то начинать тюкать в ответ. Любимой забавой нашей было открутить рулон немного вперед и натюкать несколько дружеских, но задорных фраз про одноклассника, чья очередь "программировать на ЭВМ" была следующей. Иных языков программирования, кроме Ассемблера, Наири не понимала, программирование на Ассемблере в те времена, как, впрочем, и сейчас, особенно интуитивным процессом тоже не являлось, ошибки в кодах были часты. Стыдно признать, но не без веселья наблюдали мы исподтишка за одноклассником, только что дрожащей рукой введшего свою программу в "ЭВМ", отмотавшего рулон вперед и... увидевшего все язвительные фразы, которыми мудрая машина якобы оценила его умственные способности.

"Дикий" период школьной информатизации длился достаточно недолго. Уже в 1985 году Ершовым был написан школьный учебник «Основы информатики и вычислительной техники» (ОИВТ) и разработан Учебный алгоритмический язык, получивший неофициальное название Ершол. Школьная информатика начала внедряться повсеместно.

Любимым моим предметом в школе информатика не стала. Забавный опыт тюканья на печатной машинке, зачем-то прикрученной к здоровенному столу с лампочками, не отвечал, к сожалению, на вопрос "а зачем это нужно?". Явных способов применить умение переводить шестнадцатеричные числа в двоичные тоже не просматривалось. Любимым моим предметом в школе была литература. На уроках мы занимались театральными постановками пьес из русской классики, мне выпало играть Фамусова в "Горе от Ума". Фамусов, несмотря на некоторое занудство, был солиден и обстоятелен – то есть обладал теми качествами, которых мне самому на тот момент не хватало.

А вот главным предметом в нашей школе была физика. Это стало понятно в тот момент, когда я в первый раз вошел в кабинет физики на третьем этаже. В классе нас было двадцать пять парней – хватало на две футбольные команды и еще троих судей. Я со своим ростом под метр девяносто на линейках стоял от правого края восьмым. Восьмым! Так вот, приходя на уроки физики, обе наши футбольные команды и все трое судей превращались в глаза и уши, и напрочь лишались ртов. Потому что в кабинете физики надо всем царил Лев – заслуженный учитель РФ Лев Васильевич Пигалицын, казавшийся нам просто огромным и находившимся, как волшебник Гудвин – везде. Он умел, стоя за кафедрой и глядя прямо на класс, отводить руку назад, к доске и писать сложнейшие формулы в пулеметном темпе идеально ровным почерком, совершенно не глядя на доску. Первые компьютеры, которые были поставлены в нашу школу, попали именно в кабинет физики – уже в 1989 году Лев Васильевич начал использовать компьютерную технику для преподавания своего предмета.

На протяжении всех восьмидесятых годов Ершов тесно общался с Сеймуром Пейпертом – идеологом компьютеризации школ в США. И Ершов, и Пейперт понимали, что за компьютерами в школах – будущее, однако кардинально расходились во взглядах на то, как это должно происходить. Ершов считал, что для того, чтобы из этой затеи чего-нибудь получилось, в школе нужно вводить особый предмет. Пейперт настаивал, что нужно не вводить особый предмет, а обучать компьютерной грамотности учителей-предметников, мотивируя их на использование компьютеров на своих уроках. Как я теперь понимаю, наш Лев Васильевич стал одним из первых советских "пейпейтерианцев" - людей, для которых компьютер являлся не предметом, а средством обучения.

Увы, в физике особо успешен я не был. В ту пору я довольно серьезно занимался шахматами, выполнил первый разряд, выиграл на своей доске областной турнир Белая Ладья и посвящал шахматам все свое свободное время. Не блистал по физике, хотя и не оказывался в таких, как я, мизерных ситуациях, и Мишка Торопкин – мой сосед по парте. А вот одноклассница Галя Алексеева была круглой отличницей.

С 10 по 14 мая 2010 в г. Сан Хосе (Калифорния, Силиконовая долина) проходила 61-я Международная научно-инженерная ярмарка школьных исследовательских проектов – Intel ISEF. Призером в номинации "Физика" стала Антонина Торопкина – дочь моих бывших одноклассников Миши Торопкина и Гали Алексеевой. Научный руководитель работы – народный учитель Российской Федерации Лев Васильевич Пигалицын.

1987 год. Поняв, что посвятить лучшие годы жизни переводу двоичных чисел в шестнадцатеричные я не готов, я подался поступать в институт иностранных языков с практически нулевым английским. Принимая меня туда, председатель приемной комиссии произнес фразу, смысл которой на тот момент скрылся от меня под завесой тайны: "…нашим сельским школам нужны учителя-мужчины". Отложив разгадку тайны "на потом", я озаботился выбором темы для курсовой работы. Во время одного из сидений в университетской библиотеке я натолкнулся на работу о семантических фреймах и меня осенило, что с помощью фреймов можно алгоритмизировать процесс общения на естественном языке. В качестве дипломной работы я представил алгоритм и программу на Паскале, которая могла имитировать речевое поведение, "поддерживая беседу" о семье, погоде и вообще, о том-о сем с собеседником-человеком на правильном английском языке. Мой научный руководитель, Ольга Владимировна Петрова очень на правильные мысли меня наставляла и, напутствуя после защиты, сказала "… запомни – будущее за гипертекстом". За гипертекстом. 1987 год.

Автором той работы о семантических фреймах, которая навела меня на идею дипломной работы, был Марвин Мински – основоположник теории искусственного интеллекта. В 1985 году Мински вместе с Сеймуром Пейпертом начал работать в Медиалаборатории MIT – эпицентре всего происходящего в области компьютеризации образования. В дипломной же своей, как я теперь понимаю, я занимался конструированием чат-бота – существа не шибко умного, но жизнерадостного.

1997 год. Сумрачный прогноз председателя приемной комиссии по поводу мужчины в сельской школе сбылся, хотя и частично. В 1997 году я таки работал в школе, хотя и не в сельской, а вполне себе городской – Нижегородской авторской академической. Преподавал я там шесть предметов в одном десятом классе – историю, литературу, английский, ОБЖ, физкультуру и информатику, следуя не столько каким-либо методическим новинкам, сколько дидактической теории Яна Амоса Коменского. Большим плюсом того, что там происходило, являлось то, что я, как учитель, мог "перекидывать" тему из предмета в предмет, особенно не задумываясь о том, какой именно урок у меня в данный момент идет. Осенью мы съездили под Можайск на фестиваль Бородинской битвы, поучились там жить под дождем в палатках (ОБЖ), походили маршрутом Пьера Безухова (литература) и обсудили детали сражения (история), не забыв почитать при этом материалы исследований (английский язык). А вернувшись в школу, собрали полученные материалы на диск. Поскольку десятиклассники мои освоили в ходе этого проекта HTML, мы решили сделать сайт школы – поскольку техническая возможность для этого уже появилась. Именно за этим занятием нас застал проверяющий из РОНО. Мы имели долгую беседу, в ходе которой я объяснял, почему мои десятиклассники не переводят числа из двоичной системы в шестнадцатеричную, а занимаются сайтом. Проверяющий ответил железным аргументом: "Зачем вашей школе САЙТ? Ведь у вас же уже есть ФАКС!". Расстались мы тогда каждый при своем, а сайт – первый школьный сайт в городе – мы тогда достроили.

В 2010 – 2011 учебном году в ряде регионов РФ были приняты законодательные акты, обязывающие школы создавать собственные сайты. Подозреваю, что пройдет еще лет десять, и директорам школ, не освещающим свою повседневную деятельность в твиттере, может прийтись отвечать по всей строгости закона.

Через дорогу от школы, в которой я работал, находился Институт прикладной физики РАН. Зимой меня туда пригласили на конференцию, название которой мне на тот момент ничего не сказало – какой-то РЕЛАРН. Конференция оказалась весьма бодрой, хотя и очень разномастной. После конференции двое московских гостей, с которыми мы разговорились про возможности использования Интернета в образовании, зашли к нам в школу. "Елена Николаевна Ястребцева, журналист" - представилась нашему директору интересная дама со всепонимающим взглядом. "Ярослав" - сказал паренек и скромно не стал называть ни фамилию, ни род занятий.

Произошло на этой конференции и еще одно знакомство с далеко идущими последствиями. Один из выступающих, увлеченный, хотя и несколько погруженный в себя человек лет тридцати пяти, рассказывал в своем докладе о возможностях использования cgi для построения гипертекста и применения его в образовании. Понятно было не все и вроде бы мы с докладчиком даже немного пикировались. Так мы и познакомились. На тот момент он еще был просто Женя, а не "Сам Патаракин".

Вообще, народное правило про Женю гласит – если ты Женю слушаешь, и чего-то не понимаешь, прежде всего, успокойся. Ничего страшного. Пройдут какие-нибудь пятнадцать лет и ты будешь делать то же самое. Как я понимаю, тогда, в 1997 году, Женя двигался примерно в том же направлении, что и Вард Каннингам - к технологии гипертекста, коллективно создаваемого пользователями, которые перестают с этого момента быть пользователями, и начинают быть соавторами - то, что мы сегодня знаем под названием wiki-wiki.

2002 год. Белград. Сербия, университетская конференция. В выступлении одного из докладчиков речь заходит об ограниченности современных средств интернет поиска. Встает преподаватель одного из университетов штата Нью-Йорк и говорит – "Ваш поисковик плохо работает? А вы попробуйте Google. Диктую по буквам G-O-O-G-L-E". Весь зал записывает в блокнотики смешное слово.

2003 год. Мы проводим в Старой Пустыни летний лагерь для школьников. Женя учит школьников писать коллективный гипертекст. Я, по традиции, жгу в кастрюльке тексты. На досуге играем шахматный матч. Обнаруживается удивительная, не имеющая объяснения закономерность. Как бы Женя или я не играли, выигрывает тот, кто играет черными – и так одиннадцать партий подряд. С тех пор, при разговоре о чем-то абсолютно безнадежном, у нас всплывает фраза "Ну что там наши белые?"

Нижегородская область. Семинар Программы доступа к Интернет (IATP). Катя Алексеева – редактор сетевого издания "Вопросы Информатизации Образования", человек, которого я впервые в жизни вижу, каверзными вопросами и взятием "на слабо" вытаскивает из нас с Женей обязательство написать для ВИО цикл статей про двух учителей – одного, который пользуется технологиями и другого - который не пользуется.

Первого из персонажей мы сразу решили назвать "Кнопочником". Второго некоторое время зовут "Меловик", потом мы его переименовываем в "Тряпочника". Так они и пошли в тираж – под именами "Кнопочника и Тряпочника".

2008 год. Москва. Презентация некоей фоносемантической системы. Система очень сомнительная, докладчику задаются очень критические вопросы. Докладчик какое-то время пытается отбиваться, потом затравленно обводит глазами зал, смотрит на последнего спросившего и говорит ему исподлобья: "Ну, как-то вот неласково вы сейчас это сказали". С тех пор "ласковость" становится важным мерилом происходящего на конференциях.

2009 год. Нижегородский государственный университет. Балбес студент приносит мне курсовую работу, появившись у меня в первый раз за неделю до защиты. Я проверяю работу через antiplagiat.ru и обнаруживаю, что собственного текста в работе ровно 1% - это его фамилия (автора) и моя (руководителя). Все остальное – копи-пейст из разных источников. С тех пор запрещаю студентам писать курсовые каким-либо иным образом, кроме как в GoogleDoc. Проблема с плагиатом начинает сильно идти на поправку.

2010 год США. Провожу шесть уроков в американской школе, которую я посещаю как "гость из России". После урока дети просят написать на кусочках бумаги их имена по-русски. Мальчик по имени О"Ши c завистью смотрит на бумажку девочки по имени Джениффер – у нее длинное красивое имя и непонятных букв на бумажке очень много.

2010 год. Нижний Новгород. Решаю непростую задачу – оформляю российские водительские права по американским. Предъявляю американские права и показываю молодому майору, начальнику ГИБДД текст закона, в котором говорится о том, что зарубежные права могут быть обменены на российские. Майор отвечает, что закон он знает, но есть проблема. Мои права выданы в штате Массачусетс, на них написано "категория D" и непонятно, чему это соответствует в российских реалиях. Я готовлюсь к худшему и начинаю избавляться от остатков иллюзий. Вдруг майор хлопает себя по лбу, достает из стола ноутбук, открывает сайт Википедии и удовлетворенно говорит: "Ну вот, все ясно. Это наша категория В"!

2011 год, сентябрь. Утро. В соседнюю школу идут дети. Школу они закончат в 2020 году, университет - 2025, а к 2050 им, наверняка, тоже будет много чего рассказать. Может быть, над теми технологиями, от которых сегодня захватывает дух, они тогда тоже будут смеяться, как над шкафами с лампочками. Но в одном я убежден – как и сейчас, информатизация никогда не станет технологической функцией. Как и сейчас, ее основной магистральный путь будет проходить через людей и, как и сейчас, главной линией информатизации будет информатизация себя.