Архив Галактики

Когда кончается мел

biarmicus's blog / 19.01.2012

Лет пятнадцать назад мне довелось впервые увидеть, как проводит уроки Александр Лобок – один из самых неординарных людей, когда-либо работавших в отечественной школе. Его педагогика – очень глубокая, совершенно независимая, построенная на внутреннем диалоге с Выготским, Бахтиным, Френе, Корчаком, Монтессори – достойна даже не отдельной публикации в блоге, а отдельной книги. Те два года, в течение которых я работал в соседнем классе с Александр Михайловичем (он – в первом, а я – в десятом) дали мне, пожалуй, больше, чем все когда-либо прочитанные учебники по педагогике и возрастной психологии. Уже после того, как этот проект закончился, я понял, что Александр Лобок обладает свойствами, скорее присущими космическому телу, чем человеку – врываться в кажущуюся незыблемой атмосферу, наэлектризовывать, поляризовывать и взрывать ее. Не удержусь от соблазна поставить здесь портрет Александра Лобка – именно так он выглядел, когда мы с ним познакомились. На фотографии Александр Михайлович занят любимым делом – ведет урок в первом классе. Согласитесь, не каждый школьник может похвастать такой иллюстрацией к образу «учительница первая моя».



Я не возьмусь здесь пересказывать своими словами его педагогическую систему, которая, по моему глубокому убеждению, является педагогикой даже не завтрашнего, а послезавтрашнего дня. Коснусь лишь одной из его находок, фонтанировавших на его уроках. Находок из разряда тех, которые заставляют задуматься об основах.

Происходило это в 1996 году на уроке Александра Михайловича в первом классе. Этот процесс трудно было назвать «уроком, который вел Александр Михайлович». Александр Михайлович стоял у доски и записывал поэзию, которую создавали дети и попутно, как то между делом, учил детей читать. То, что создавали дети, трудно было назвать стихами – там не было ни рифм, ни размера. Это была поэзия. Отличить ее от не-поэзии можно было по очень простому критерию – то что создавалось, было достойно того, чтобы записать это на доске. Если записывать это не стоило – то Александр Михайлович это и не записывал. В результате на доске получалось вот такое:

Ночь.
И луна, как хрусталь.
И капли дождя
Капают на асфальт.
И вдали горит огонек.
И он все дальше.
И вот он превратился
в красную точку
и ушел от меня совсем.
И только мокрый,
черный асфальт
обливает его красным цветом.
И лужа сделалась алой:
в ней отражается жизнь

Детей было – как в обычном классе, человек тридцать. А вот поэзии было гораздо больше, чем в обычном классе - и уже минут через пятнадцать поэзией оказалась заполнена вся доска.

Здесь надо сказать, что писал Александр Михайлович на доске так, как пишут нормальные учителя – мелом. Но вот когда доска кончилась, он повел себя не как нормальный учитель. Он не стал стирать написанное тряпкой. А продолжил писать на стене – и та к концу урока оказалась полностью исписанной. К концу дня исписаны поэзией были все четыре стены класса. Как и подавляющее большинство из того, что делал Александр Лобок, вызывало желание не копировать, а разобраться в смысле того, на что он, таким образом, намекал. А намекал он, на мой взгляд, вот на что.

Совершенно точно известно, кто был первым человеком, который начал использовать в школе доску и мел. Им был школьный учитель из Эдинбурга Джеймс Пилланс, который в 1801 г. повесил в своем кабинете географии доску и начал рисовать на ней географические карты, используя цветные мелки.


(Альберт Анкер "Школьный экзамен". 1862)


Меловая доска уже к середине девятнадцатого века стала совершенно неотъемлемым атрибутом сложившейся системы классно-урочного образования – таким же, как глобус, указка и парта. Как кадило в руках священника или полосатая палочка гаишника, она раз и навсегда закрепила незыблемый ритуал: стоя у доски (центральное место в топологии класса) и лицом к сидящим за рядами парт учеников, учитель «объясняет новый материал». Записывает на доске план урока. Ключевые в своем рассказе имена, даты, формулы, химические и физические уравнения. Темы сочинений. Варианты проверочных работ. Формулировки домашних заданий. Пишет примеры и задачи. Вызвать к доске – это значит силой, данной учителю власти и авторитета, поместить ученика в поле всеобщего внимания. Очень мощный управленческий инструмент, если разобраться. Опытный и профессиональный учитель знает, как многого можно добиться в управлении классом, вызывая к доске кого надо и когда надо и не вызывая – кого не надо. Нет лучшего способа все расставить по местам, зафиксировать стандарт правильного поведения, показать, кто учится хорошо, а кто плохо, чем вызывать учеников к доске – и все становится очевидно и понятно.

Очень важный момент в «культе классной доски» - к началу следующего урока должна быть чисто вымыта – что бы там ни было написано на предыдущем уроке. Даже если в класс приходил Эйнштейн и на глазах у всех изобрел там теорию относительности, записав ее основные уравнения на доске – к началу следующего урока это должно быть уничтожено.



Похоже, так никто и не заметил, что вместе с доской и мелом в школу проникла и навсегда там укоренилась идея призрачности и эфемерности всего происходящего. На уроке мы ничего не изобретаем и не открываем – мы только пытаемся приблизиться к совершенному знанию, которое находится где-то далеко (в Академии Наук? в Министерстве образования? Да кто же его знает…). Мы только делаем бесконечные несовершенные попытки этого приближения. Поэтому все, что мы пишем мелом на доске заранее приговорено к уничтожению – ведь это всего лишь черновик, попытка решить пример, которая может оказаться неудачной. Чистовик будет потом, когда начнется настоящая жизнь – вот тогда мы и начнем не стирать тряпкой написанное, а высекать истины металлом на граните.

… Тогда, пятнадцать лет назад я не стал писать в своем классе на стенах – а раздобыл в местной типографии срывы – это остатки огромных рулонов бумаги, на которых печатают газеты. Эти срывы обычно отправляют в макулатуру, хотя на каждом из них находится полоса бумаги в 15-20 метров длиной и два - шириной. На них школьники и писали маркерами – и ничего не стирали. Исписанный лист бумаги отправлялся в архив – откуда его всегда можно было достать, чтобы вернуться к какому то обозначенному, но не разработанному месту. Самое важное вешали на стену. Из любого исписанного листа можно было, таким образом, сделать переход в любой другой лист – получался такой бумажный гипертекст. Как-то само собой сложилось правило – из того, что происходит, нет ничего неважного. Мы записываем все – и ничего не выбрасываем.

Приход в школу проекционной техники и, особенно, смартбордов очень сильно повлиял на «расклад сил» в соотношении «черновик – чистовик». Даже не столько тем, что существенно расширил визуализационные возможности учителя. А тем, что сделал операционально возможным хранение и повторное использование того, что делает в школе ученик. Результаты его работы перестают уничтожаться, когда заканчивается урок, – они могут храниться в виде файла его презентации, присланного учителю по электронной почте текста эссе, комментария на полях слайда. А это уже совсем другой механизм получения знания.

То, как активно входят в образовательную реальность смартборды показывает, что эти новые способы обращения с информацией в школе очень востребованы. Еще дальше идут решения из разряда "многопользовательская «стена сотрудничества»" - Multi-Touch Collaboration Wall.



Имея в распоряжении такой инструмент, учитель вместе с ним получает возможность хранить и повторно использовать то, что происходит на его уроках – и, тем самым, делать очень важный шаг по направлению к «умной школе».